В 1991 году в Советском Союзе была предпринята единственная и неудачная попытка государственного переворота.
В одном из апрельских номеров нашей газеты свою точку зрения на события последних месяцев перед путчем высказал член последнего состава Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Московского горкома партии Юрий Прокофьев. Сегодня своим видением ситуации мы попросили поделиться последнего советского министра иностранных дел Бориса Панкина. Ведь именно Панкин в августе 1991 года был единственным действующим советским послом, открыто выступившим против ГКЧП.
— Борис Дмитриевич, как вы решились на это? Ведь в случае победы ГКЧП вас могли арестовать и посадить…
— Хочу особо подчеркнуть, что заявление, о котором мы говорим, со мной вместе подписал мой советник-посланник Александр Александрович Лебедев, который сменил меня потом на посту посла России в Чехословакии. Мысль об этом заявлении появилась в тот момент, когда мы увидели по телевизору, как танки идут по Садовому кольцу и к ним бросаются люди…
Мы дозвонились до моего коллеги времен «Комсомольской правды» — главного редактора «Млада фронта». Это был Мирослав Елинек, теперь покойный, один из рыцарей, как мы говорим, Пражской весны. Он прекрасно говорил по-русски, мы дозвонились до него и прочитали: «Советский посол Борис Панкин, советник-посланник посольства Александр Лебедев выражают протест против варварских действий сил ГКЧП против мирного населения и законных властей Союза ССР и России. Мы все еще надеемся, что здравый смысл возобладает и общими усилиями великая страна будет отведена от края пропасти, у которой она находится. Этой цели служит и наше настоящее заявление».
— Как показывают опросы, сегодня почти половина россиян считает, что после августа 1991 года страна пошла в неправильном направлении. Не пересмотрели ли вы свои оценки августовских событий?
— Нет, оценку августовских событий, оценку ГКЧП я не пересмотрел. Что касается самого путча, то здесь, к счастью, все разрешилось легче, чем можно было ожидать. Я думаю, что те многие тысячи людей, которые собрались вокруг Белого дома и встали на защиту Конституции, на защиту действующего правительства и Горбачева, поступали искренне, верили в правоту своего дела. И вот эти искренность, вера и решимость сыграли решающую роль, потому что стрелять по народу, конечно, было немыслимо даже для членов ГКЧП.
— А какова во всем этом была роль Ельцина? Вот Юрий Анатольевич Прокофьев, входивший в последний состав Политбюро, считает, что у него был сговор с председателем КГБ Крючковым.
— Я не был членом Политбюро, не знаю. Но Ельцин и его команда еще задолго до путча и тем более Беловежской Пущи начали сепаратистскую активность. Первое возникновение Ельцина и выступление его на пленуме ЦК КПСС в 1987 году, где он обрушился на Горбачева в основном за то, что его жена вмешивается в служебные дела мужа, было лишь первой ласточкой. И дальше все шаги были направлены на то, чтобы, по сути, взять власть в стране. Поскольку это не удавалось, то взяли власть в отдельно взятой республике, причем в самой большой. Будучи избранным президентом РСФСР, Ельцин непрерывно требовал отставки Горбачева. После путча он окончательно стал на путь развала СССР.
— А какой, на ваш взгляд, был верный путь для России?
— Верный путь был такой: одолев ГКЧП, обновив руководящие кадры, Горбачев и Ельцин должны были пожать друг другу руки и вместе рассмотреть и имеющиеся ошибки, и планы на будущее. Но получилось совсем не так…
— Скажите, на ваш взгляд, не будь путчей в августе и в декабре, сколько просуществовал бы еще Советский Союз?
— Уверен, что СССР бы до сих пор мог существовать. В радикально обновленном виде. Не режим, а страна. В те три месяца между двумя путчами Госсовет обсуждал новый закон о создании Союза суверенных государств, формировании экономического союза, политического.
Экономикой как раз занимался Григорий Явлинский. Документ был практически готов к подписанию. Он закладывал оптимальные основы — и самостоятельность предоставлял необходимую, и в то же время сохранял единство страны. Но потом президенты, бывшие генсеки, разбежались по своим столицам, подпали под влияние националистов, а бюрократия партийная перекинулась на другую сторону, видя, что компартии уже нет.
— После августовских событий бытовало мнение о том, что теперь мы будем ближе к Западу. А на деле…
— Живя в Советском Союзе, мы смотрели на Запад как на землю обетованную и рассчитывали на сотрудничество и помощь. Конечно, голова закружилась и у Горбачева, и у Шеварднадзе, и у Ельцина в еще большей степени. Но постепенно стало ясно, что жизнь суровая и свои интересы надо соблюдать, тогда тебя и другая сторона будет уважать.
Хаотичность российской внешней политики при Ельцине и Козыреве давала внешнему миру поводы для беспокойства. После 1994 года на одной встрече Ельцина спрашивают: «Как вы насчет того, что такие-то страны восточноевропейские хотят вступить в НАТО?» — «Ну и пускай вступают. У нас все независимы, все свободны. Мы никаких возражений не имеем». Представляете, президент новой Российской Федерации такое заявляет?..
— Скажите, кто все-таки стал победителем в холодной войне?
— У меня такой ответ: победителей в той войне не было. На мой взгляд, окончание холодной войны — это второе освобождение Европы. И это освобождение было совершено по инициативе Советского Союза. Если бы не было перестройки, не было бы внутрисоветских реформ, то и занавес железный до сих пор бы висел, и Берлинская стена стояла.
Источник: